Сын Давида Бурлюка Николай вспоминал, как Маяковский приезжал к ним в гости: «Я сел на пол около окна и грустно смотрел на бегущие, оловянного света облака, скользящие по клочку неба.
– Ну, вставай, Никиша, и расскажи мне о твоей жизни, одной думой дела не делаются!.. – загремел надо мной бархатный бас.
Надо мной склонилось лицо человека с коротко остриженными “ежом” волосами, с черными улыбающимися глазами; большая рука мужчины помогла мне встать с пола. Это был Маяковский. Он удобно расположился в кресле, и оно казалось от его атлетической фигуры тесным. Маяковский не только умел прекрасно говорить, но и умел слушать; я, положив голову на его плечо, тихо рассказывал “дяде” все, что накопилось в моей детской душе. В этот день мы сфотографировались с Маяковским на крыше нашего дома в знак дружбы».
Многие художники побаивались работать с Владимиром Маяковским над оформлением его книг. Они знали, что даже в детских изданиях требуется авангардная эстетика, и поэт не любил появление рафинированных картинок в своих произведениях. Художник Наталия Ушакова, иллюстрировавшая «Историю Власа, лентяя и лоботряса», остерегалась встречи с Маяковским, хотя была осведомлена, что ее рисунки ему понравились, «были в его ритме». Она сделала родителей Власа похожими на чету Булгаковых, с которыми дружила. Михаил Афанасьевич ворчал: «Почему ты рисуешь меня всегда таким некрасивым». А вот издание «Эта книжечка моя про моря и про маяк» поэт планировал иллюстрировать сам, даже обозначил это в стихах: «Этой книжечки слова и рисуночков наброски сделал дядя Маяковский». Но в 1927 году книжка вышла с оформлением Бориса Покровского, а итоговая поэтическая строка Маяковского в ней отсутствовала.