Кто только не выдавал себя за сыновей и дочерей проставленного поэта, а с течением времени за внуков и правнуков. Почему-то в разговоре о прямых наследниках Маяковского всегда возникает вопрос о Лиле Брик, хочется ответить на него сразу – детей у нее не было. И тема отцовства поэта долгое время была белым пятном в его биографии. В 1940 году отдельным изданием вышла «повесть в стихах» Николая Асеева «Маяковский начинается», где были такие строки: «Только ходят слабенькие версийки, слухов пыль дорожную крутя, будто где-то, в дальней-дальней Мексике, от него затеряно дитя». Строки напрямую указывали на дочь поэта, о которой знали его друзья, вот только затерялась, даже, скорее, спряталась она не в Мексике, а в Америке. Маяковский тщательно скрывал чадо – Патрицию, и старался никому не рассказывать об отношениях с ее матерью – эмигранткой Элли Джонс.
В 1925 году поэт отправился в Новый Свет с выступлениями, деловыми визитами, себя показать и других посмотреть. В Нью-Йорке от встретил Элли, с которой закрутил роман. Уже будучи в России, поэт получил известие, что 15 июня 1926 года родилась их дочь. Маяковский очень хотел увидеть Патрицию, встреча состоялась, когда ей было два с половиной года. Девочка приехала с матерью в Ниццу, куда отправился и поэт. Патриция вспоминала: «Он пробыл в Ницце три дня. Купил мне игрушечного слона на колесиках. У меня есть снимок, где я сижу на этом слоне. Но в тот самый день, когда меня сфотографировали, я его потеряла, что очень огорчило маму. Осталась только красная уздечка. Я храню ее до сих пор как единственный подарок от папы. Я помню только длинные ноги отца, но я не могла не почувствовать мощное эмоциональное напряжение, окружавшее нас. Мы были связаны самыми крепкими узами, возможными между людьми. Еще не умея выражать словами страсть, трагедию и восторг, я улавливала сильнейшие чувства моих родителей». Больше Патриция с отцом никогда не встречалась, но в записной книжке № 67 Маяковского на совершенно чистой странице можно увидеть выведенное карандашом одно только слово: «ДОЧКА». Оно обескураживало и озадачивало биографов в течение десятилетий… Патриция затем признается: «“Дочка” – единственное послание моего папы ко мне через пространство и время. Как же я – я, та самая дочка, уже не маленькая девочка, а мать и бабушка – должна реагировать на это слово, написанное непонятными мне буквами почти незнакомым мне человеком, который все же никогда не был мне чужим? Из всех слов своего арсенала это единственное, которое он адресовал мне. “Дочка!” Я его плоть и кровь».
После смерти Маяковского следы его дочери и ее матери затерялись вовсе. Лиля Брик делала несколько попыток найти их, пользуясь обратными адресами на конвертах от Джонс Маяковскому в Москву. Обращалась в Америку к Давиду Бурлюку, который был знаком с Элли. Тот ответил, что тщетно ходил по адресам, они переехали, куда – неизвестно. Ничего не могла выяснить и сестра Лили Эльза Триоле, когда была в США.
Шли годы. Казалось, что о дочери поэта никто уже никогда не услышит, но в самом начале 1990-х годов – аж через 60 лет после гибели Маяковского — из публикаций прессы в США и России стало известно, что Патриция, она же Елена Владимировна Маяковская, жива и полна творческих сил. С тех пор она была частым гостем в России, активно участвовала во многих мероприятиях, посвященных отцу.
«Вот Патриция идет к нам в гости. Я вышел встретить ее к подъезду и издали узнал, хотя никогда раньше не видел. Она возвышалась над толпой прохожих – крупная, глазастая, улыбается, одета пестро – по-американски. Похожа на Владимира Владимировича, особенно на его сестру Ольгу – словом, в ту семью. Патриция пришла с сыном Роджером. Это симпатичный, веселый и умный человек. Подумать только, ведь Маяковский умер тридцати семи лет, а его внуку сорок два! Впрочем, такое бывает».
Василий Катанян
В семье Патриции, у ее сына Роджера, остался рисунок, сделанный Владимиром Маяковским в 1925 году. Исследователи творчества поэта долгое время думали, что поэт так изобразил получение вдохновения от Элли Джонс, на самом же деле сюжет был совершенно другой. Во время поездки в лагерь «Нит гедайге», где поэт должен был выступать, они поссорились. В тот день Маяковский сделал зарисовку, где глаза Элли сверкают, как горящие молнии, ударяющие по его склоненной бритой голове. Так поэт извинялся и выражал раскаяние, он был готов покориться желаниям своей возлюбленной. До публикации в 1990 году в журнале «Эхо планеты» этот рисунок никто, кроме членов семьи Элли и Патриции, не видел.
