Поэта застрелили утром 14 апреля 1930 года в его «комнатенке-лодочке» в Лубянском проезде. Стреляли чекисты из окна дома напротив, а затем вложили пистолет в руку умирающего поэта. Точнее, не так… Выстрелила в него возлюбленная актриса Вероника Полонская, с которой он в то утро ссорился, не хотел отпускать на репетицию в театр, а она вынула револьвер и со словами: «Ваше слово, товарищ Маузер» нажала на курок. Или же убийство заказали Лиля и Осип Брики, которые заранее уехали заграницу и ждали там исполнения, тем самым отводя от себя подозрение. Как много мифов и неправды, за которыми прячется один упрямый факт – Маяковский сам выпустил пулю в сердце. Мысль о самоубийстве возникала у него не раз: «Все чаще думаю: не поставить ли лучше точку пули в моем конце», сам он говорил об этом близким и сам написал прощальное письмо. Было много разных объяснений, версий, слухов, сплетен, почему поэт решился на этот шаг. Он это предвидел, написал: «Пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил», но его слова никого не остановили.
Маяковский сделал свой выбор, вот только какие обстоятельства убедили его в необходимости такого конца? Татьяна Яковлева, которой поэт предлагал стать его женой, вышла замуж за другого. Новая избранница – молодая замужняя актриса Вероника Полонская – колебалась и никак не могла решить, ответить ли на предложения поэта утвердительно, или же отказать ему. Современники вспоминали, что никогда Маяковский не вел себя так с женщинами, он постоянно ссорился с ней, кричал, обвинял. Полонская говорила: «Он был безобразно груб, а затем сам себе мерзок за это». Поэт разругался со своими соратниками (покинул ЛЕФ, а в новообразованном РЕФе тоже не ладилось), примкнул к чуждой ему литературной группе, но там его называли лишь «попутчиком» и не доверяли. Чувства одиночества и изолированности, овладевшие Маяковским зимой 1930 года, усиливались гриппом, от которого он долгое время не мог избавиться. Для мнительного поэта это было на самом деле непросто. Начались проблемы с горлом: «Для меня потерять голос то же самое, что потерять голос для Шаляпина». 17 марта 1930 года он выступал в Политехническом музее, читал поэму «Во весь голос», Василий Каменский писал: «Нервный, серьезный, изработавшийся Маяковский как-то странно, рассеянно блуждал утомленными глазами по аудитории и с каждой новой строкой читал слабее и слабее. И вот внезапно остановился, окинул зал жутким потухшим взором и заявил: “Нет, товарищи, читать стихов я больше не буду”. Не могу. И, резко повернувшись, ушел за кулисы».
Маяковский хотел стать главным советским поэтом, а стал получать издевки и насмешки: «Из истории известно, что все хорошие поэты скверно кончали: или их убивали, или они сами. Когда же вы застрелитесь?». Поэт ответил: «Если дураки будут часто спрашивать об этом, то лучше уж застрелиться». Пьесу «Баня» публика встретила с «убийственной холодностью», «не было ни одного взрыва смеха, даже ни одного хлопка после двух актов», а затем хлынули потоки критики. На юбилейную выставку «20 лет работы» никто из представителей партийной и литературной элиты не пришел, Маяковский пытался держаться: «Ну что ж, “бороды” не пришли – обойдемся без них», но было понятно, что такого удара он не ждал. А происходившее 9 апреля 1930 года в зале Плехановского института походило на заранее спланированную акцию. Публика собиралась медленно, Маяковский начал свое выступление при неполном зале. Молодежь – его излюбленная аудитория – была настроена враждебно. Поэт саркастически заявил: «Отношусь к вам серьезно. (Смех). Когда я умру, вы со слезами умиления будете читать мои стихи. (Некоторые смеются). А теперь, пока я жив, обо мне говорят много всяких глупостей, меня много ругают». В конце концов удалось покорить публику, но какими усилиями это далось! Все эти обстоятельства, собравшись и нахлынув разом, подтолкнули к исходу. Не убийство – самоубийство, доведение до самоубийства.
Маяковский сделал свой выбор, вот только какие обстоятельства убедили его в необходимости такого конца? Татьяна Яковлева, которой поэт предлагал стать его женой, вышла замуж за другого. Новая избранница – молодая замужняя актриса Вероника Полонская – колебалась и никак не могла решить, ответить ли на предложения поэта утвердительно, или же отказать ему. Современники вспоминали, что никогда Маяковский не вел себя так с женщинами, он постоянно ссорился с ней, кричал, обвинял. Полонская говорила: «Он был безобразно груб, а затем сам себе мерзок за это». Поэт разругался со своими соратниками (покинул ЛЕФ, а в новообразованном РЕФе тоже не ладилось), примкнул к чуждой ему литературной группе, но там его называли лишь «попутчиком» и не доверяли. Чувства одиночества и изолированности, овладевшие Маяковским зимой 1930 года, усиливались гриппом, от которого он долгое время не мог избавиться. Для мнительного поэта это было на самом деле непросто. Начались проблемы с горлом: «Для меня потерять голос то же самое, что потерять голос для Шаляпина». 17 марта 1930 года он выступал в Политехническом музее, читал поэму «Во весь голос», Василий Каменский писал: «Нервный, серьезный, изработавшийся Маяковский как-то странно, рассеянно блуждал утомленными глазами по аудитории и с каждой новой строкой читал слабее и слабее. И вот внезапно остановился, окинул зал жутким потухшим взором и заявил: “Нет, товарищи, читать стихов я больше не буду”. Не могу. И, резко повернувшись, ушел за кулисы».
Маяковский хотел стать главным советским поэтом, а стал получать издевки и насмешки: «Из истории известно, что все хорошие поэты скверно кончали: или их убивали, или они сами. Когда же вы застрелитесь?». Поэт ответил: «Если дураки будут часто спрашивать об этом, то лучше уж застрелиться». Пьесу «Баня» публика встретила с «убийственной холодностью», «не было ни одного взрыва смеха, даже ни одного хлопка после двух актов», а затем хлынули потоки критики. На юбилейную выставку «20 лет работы» никто из представителей партийной и литературной элиты не пришел, Маяковский пытался держаться: «Ну что ж, “бороды” не пришли – обойдемся без них», но было понятно, что такого удара он не ждал. А происходившее 9 апреля 1930 года в зале Плехановского института походило на заранее спланированную акцию. Публика собиралась медленно, Маяковский начал свое выступление при неполном зале. Молодежь – его излюбленная аудитория – была настроена враждебно. Поэт саркастически заявил: «Отношусь к вам серьезно. (Смех). Когда я умру, вы со слезами умиления будете читать мои стихи. (Некоторые смеются). А теперь, пока я жив, обо мне говорят много всяких глупостей, меня много ругают». В конце концов удалось покорить публику, но какими усилиями это далось! Все эти обстоятельства, собравшись и нахлынув разом, подтолкнули к исходу. Не убийство – самоубийство, доведение до самоубийства.
«Стрелялся Володя, как игрок, из совершенно нового, ни разу не стрелянного револьвера; обойму вынул, оставил одну только пулю в дуле – а это на пятьдесят процентов – осечка. Такая осечка уже была 13 лет тому назад, в Питере. Он во второй раз испытывал судьбу. Застрелился он при Норе, но ее можно винить, как апельсинную корку, о которую поскользнулся, упал и разбился на смерть».
Лиля Брик
Молодой Владимир Маяковский, еще не будучи знаменитым поэтом, предсказал, что памятник ему поставят на Триумфальной площади. Он гулял с Евгенией Ланг от Тверской-Ямской к центру, переходя площадь, вдруг остановился, заявив, что здесь будет возведен ему памятник. Ланг не поверила и сразу возразила Владимиру: «“Но ведь художникам памятников не ставят”. – “Нет, мне памятник поставят не как художнику, мне памятник поставят как поэту”. – “А ты разве пишешь стихи?” – “Пишу”. – “Почитай!” Он мне на это ответил: “Я их никому еще не читаю, потому что я не готов, но я буду когда-нибудь большим и известным поэтом, и мне будет стоять памятник”. Потом он подождал минуту и сказал: “И памятник этот ты увидишь. Ты из далеких странствий вернешься в Москву и увидишь памятник, а меня уже в живых не будет”».
