В общем сознании родилась и закрепилась ложная информация об узаконенной в документах любви Владимира Маяковского и Лили Брик. На самом же деле, официально Лиля и Владимир никогда в браке не были, их отношения не имели никакого юридического основания. Но Маяковский в предсмертной записке указал: «Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. – Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо». Слова Маяковского, общее мнение людей и тот факт, что Лилю стали считать вдовой поэта, а она не отказывалась, привели к тому, что их «поженили».
Свадьба у Лили была до встречи с Маяковским, в марте 1912 года она вышла замуж за Осипа Брика. Оба отказались идти в синагогу, и обряд бракосочетания провел в доме Каганов (семья Лили) московский раввин Яков Мазе, однако он должен был обещать, что не будет речей, а то невеста прервет церемонию. Лиля вспоминала: «Я предупредила папу, что если Мазе будет говорить речь, мы уйдем из-под хупы. Раввин был папин товарищ по университету, и папа предупредил его, что дочка у него с придурью. Мама говорила, что из всей церемонии она помнит только мои зубы из-под белого шарфа. Невозможно было смотреть на Осю, со всей серьезностью произносящего только что вызубренную еврейскую молитву. Словом, положение у нас было дурацкое. Нас обвенчали. Раввин обиженным голосом сказал: “Я, кажется, не задержал молодых”, – и мы сели обедать».
После знакомства, когда поэт и чета Брик жили совместно, Маяковский не раз называл Лилю своей женой, хотя, как вспоминала Мария Синякова, та это запрещала: «Она всю жизнь считала, что единственный муж ее – только Брик».
Что же значило для Маяковского обращение к Лиле, как к «жене»? В первую очередь, защита и помощь своей музе во всем. Софья Шамардина рассказывает, что в 1927 году у Лили возникли проблемы – ей не давали работать в кино. Маяковский спрашивал у своей давней подруги, к кому нужно обратиться и с кем поговорить, чтобы это безобразие прекратилось. Софья отвела к одному из начальников и тот «тоненьким, иезуитским таким голоском начал что-то крутить и наконец задал вопрос: “А вам-то что, Владимир Владимирович, до этого?” Маяковский вспылил. Резко оборвал. Скулы заходили. Сидит такой большой, в широком пальто, с тростью – перед крошечным Лебедевым. “Лиля Юрьевна моя жена”».
Что же значило для Маяковского обращение к Лиле, как к «жене»? В первую очередь, защита и помощь своей музе во всем. Софья Шамардина рассказывает, что в 1927 году у Лили возникли проблемы – ей не давали работать в кино. Маяковский спрашивал у своей давней подруги, к кому нужно обратиться и с кем поговорить, чтобы это безобразие прекратилось. Софья отвела к одному из начальников и тот «тоненьким, иезуитским таким голоском начал что-то крутить и наконец задал вопрос: “А вам-то что, Владимир Владимирович, до этого?” Маяковский вспылил. Резко оборвал. Скулы заходили. Сидит такой большой, в широком пальто, с тростью – перед крошечным Лебедевым. “Лиля Юрьевна моя жена”».
В других ситуациях Маяковский обращался к дарованному Лиле «титулу», когда его подозревали в антисемитизме, желая одним этим заявлением сбить спесь у спрашивающих. «До нас доносилась беседа идущих впереди, – вспоминала американская возлюбленная поэта Элли Джонс. – Один из мужчин обвинил поэта в юдофобии. Я точно запомнила это слово, потому как слышала его впервые. Моментально прозвучал ответ Маяковского: “У меня жена – еврейка”. Один молодой человек не выдержал: “О, так он женат”. Тогда пришлось уточнить: “Я тоже замужем”. Меня злость взяла не только на этих людей, но и на Маяковского».
«Вы не прогуляетесь со мной по магазинам? Мне нужно купить подарки жене», – вспоминала предложение поэта в Нью-Йорке в 1925 году Элли Джонс. Позже она записала в своем дневнике: «Я понимаю, почему у него репутация сердцееда. Он сразу сообщает, что женат. Однако настаивает, чтобы я дала ему свой номер телефона».
Но чаще всего это обращение указывало на степень близости Маяковского к Лиле, которую он всегда прояснял в отношениях со всеми своими «любовями»: «Так почему же вы мне не говорите, что вы меня любите?» – спрашивала Наталья Брюханенко, у которой был с ним роман. «Я люблю Лилю. Ко всем остальным я могу относиться только хорошо или очень хорошо, но любить я уж могу только на втором месте. Хотите – буду вас любить на втором месте?» – ответил Маяковский и услышал от Натальи: «Нет! Не любите лучше меня совсем. Лучше относитесь ко мне очень хорошо».
Интерес, подчас нездоровый, к семье Маяковский–Брики был всегда. Поэт научился отвечать любопытствующим и пресекать их. Например, Наталья Рябова, уточняя, почему он зовет собаку Бульку «нашей» (чьей «нашей»?) получила серьезный ответ: «Наша – Мы – это значит: Лиля Юрьевна Брик, Осип Максимович Брик, Маяковский Владимир Владимирович. Мы живем вместе». На вопрос Галины Катанян, кто его семья, заданный, «не без дурного любопытства, так как в те времена ходило много разговоров о личной жизни», ответил: «Моя семья – это Лиля Юрьевна и Осип Максимович Брик».
«В русской писательской среде я знаю несколько аналогичных примеров – Некрасов и Панаевы, тот же Тургенев и Виардо, Мережковский, Гиппиус и Философов, Шелгуновы и Михайлов... Никому в голову не приходило считать такого рода союзы утверждением новых отношений, нового быта», – писала позже Галина Катанян.
